Начиная с послесталинских времен, для советского общества была характерна определенная цикличность развития: смена периодов либерализации и ужесточения регулирования в экономике и политике. Этот цикл был напрямую обусловлен доступными в рамках советской системы альтернативами -- мобилизационной и децентрализационной. Приход М.С. Горбачева вполне мог знаменовать собой старт очередного экономико-политического цикла того же типа и с достаточно предсказуемым результатом: начало реформ, ведущее к некоторому увеличению темпов роста, но сопровождающееся усилением разбалансированности экономики и инфляции, в результате чего реформы сворачиваются, а централизация, хотя бы формально, восстанавливается. Первые полтора года деятельности М.С. Горбачева на посту генерального секретаря ничем серьезно не противоречили подобной перспективе. Проводимые реформы вполне вписывались в тот курс, который начал еще Ю.В. Андропов, и ни в какой мере не порывали с основополагающими принципами существующей системы. Более того, в первоначальный период реформ ставка во многих областях была сделана на активизацию мобилизационного потенциала.

В экономике предполагалось проводить курс на ужесточение дисциплины и порядка, а также административного контроля за качеством выпускаемой продукции. Двенадцатая пятилетка (1986-1990) предусматривала увеличение доли накопления в национальном доходе, инвестиционный маневр в пользу наиболее передовых отраслей машиностроения, ускорение экономического роста за счет мобилизации предприятиями внутренних резервов и выполнения ими более напряженных плановых заданий. Необходимость децентрализации не отрицалась, но ее в основном ограничивали отраслями, не связанными с "командными высотами": сельским хозяйством, легкой и пищевой промышленностью, сферой услуг. Предполагалось также, наряду с административными мерами, более активно использовать материальные стимулы к труду, например, коллективный и семейный подряд. Не поднимался вопрос не только об отходе от принципов централизованного планового хозяйства, но и о том, чтобы использовать опыт наиболее ориентированных на рыночные отношения стран социалистического лагеря, в частности Венгрии. Зарубежные специалисты, занимавшиеся событиями в России, отмечали в тот период, что, судя по всему, серьезные рыночные реформы маловероятны и совершенствование экономических отношений пойдет по пути упорядочивания централизованного контроля, сокращения количества бюрократических звеньев и приближения к механизму централизованного управления, характерному для Германской Демократической Республики. Горбачеву приписывают следующее высказывание на встрече с секретарями по экономике Центральных Комитетов коммунистических партий стран Восточной Европы, которое, судя по всему, отражало его мировоззрение в то время: "Некоторые из вас смотрят на рынок как на спасательный круг для ваших экономик. Но, товарищи, вы должны думать не о спасательных кругах, но о корабле. А корабль -- это социализм".

В области социальной политики акцент на административные методы также просматривался абсолютно четко. Наиболее ярким примером в этой области остается антиалкогольная кампания, преследовавшая цель административным давлением преодолеть вековую привычку, которая снижала трудовую дисциплину и вела к негативным демографическим тенденциям: уменьшению продолжительности жизни, рождению детей с отклонениями в развитии и т.п. Как отмечал с известным сарказмом один из исследователей горбачевского периода, "Горбачев... провел антиалкогольную кампанию, пытаясь отучить советских граждан от бутылки и предлагая им взамен воспринимать блага модернизации". Другим примером административных ограничений была борьба с нетрудовыми доходами, развернутая одновременно с принятием закона об индивидуальной трудовой деятельности. Все эти меры сопровождались вопиющими перегибами: многочасовыми очередями за спиртным, вырубкой ценных сортов винограда, "помидорным избиением" (уничтожением частных посадок помидоров) в Волгоградской области и т.п.

Политические реформы в этот период также не получили особого развития. Дело ограничилось кадровыми перестановками, которые дали возможность прийти к власти новому поколению более молодых и энергичных политиков. Этот процесс, начатый еще при Андропове, резко активизировался с приходом к власти Горбачева. В тоже время новый генсек постепенно отходил от эксцессов предшествующего периода: ослабил преследование диссидентов, уменьшил давление цензуры, допустил более свободный обмен мнениями как в партийном руководстве, так и в обществе в целом. Это направление реформ получило название политики гласности, провозглашенной еще в начале 1986 года. Однако политическая и идеологическая монополия КПСС оставались в неприкосновенности и не ставилась под сомнение даже наиболее радикальными реформаторами из команды Горбачева, речь шла лишь о некотором смягчении жесткости режима.

Таким образом, по меньшей мере до начала 1987 года команда Горбачева не предпринимала никаких (или почти никаких) значимых действий, которые можно было бы квалифицировать как попытку глубокого реформирования существующего строя. Тем не менее, уже в этот период существовали серьезные факторы, препятствовавшие возвращению ситуации на рельсы традиционного либе-рализационно-централизационного цикла. И в первую очередь эти факторы были связаны с тем, что в обществе, в котором пытались осуществлять осторожные реформы, уже созрели предпосылки для революции.

Во-первых, ухудшение экономической ситуации, связанное с исчерпанием нефтяных доходов, было неизбежным. Безусловно, катастрофические финансовые последствия антиалкогольной кампании (косвенный налог на спиртные напитки являлся одной из основных статей дохода в союзном бюджете), попытка "в лоб" решить проблемы ускорения экономического развития и модернизации народного хозяйства, а также другие ошибки этого периода внесли существенный вклад в обострение экономических проблем. Но не они сыграли решающую роль. Приток нефтедолларов оскудел, и экономике необходимо было приспосабливаться к этому обстоятельству, причем процесс приспособления обещал быть крайне болезненным. Между тем мобилизационные механизмы, на которые делалась ставка в первые годы "перестройки", плохо сочетались с жесткими финансовыми ограничениями. Попытки усиления централизации неизбежно должны были бы натолкнуться на финансовые барьеры, а источники "дешевых денег" в экономике были исчерпаны.

Во-вторых, команда Горбачева резко изменила направление внешней политики -- взяла курс на прекращение холодной войны и гонки вооружений, сокращение военных расходов. По некоторым данным, нечто подобное задумывалось еще при Андропове, но было похоронено под давлением генералитета. Уже в октябре 1985 года Горбачев выступил с развернутыми предложенниями по сокращению ядерных вооружений. И хотя никаких существенных решений тогда принято не было, общий тон в отношении Запада начал серьезно меняться. Поскольку служивший обоснованием для "завинчивания гаек" фактор "внешней угрозы" постепенно исчезал, ограничивался и набор возможных идеологических аргументов в пользу свертывания реформ.

В-третьих, если в этот период методы реформирования советской системы вполне вписывались в устоявшуюся модель ее развития, то идеология начинала претерпевать принципиальные изменения. С самого начала Горбачев стремился соединить советскую систему с гуманистическими принципами, возрождение которых было характерно для всего мира в послевоенный период и напрямую связано с постмодернизационными процессами. Активизация человеческого фактора, создание возможностей для самореализации людей -- все это входило в непримиримое противоречие с мобилизационными механизмами, предполагавшими в качестве необходимого элемента насилие над личностью. Без этого мобилизационные механизмы просто переставали работать, что совершенно четко проявилось к концу 1986 года.

В-четвертых, первый период "перестройки" выявил фундаментальное противоречие в положении нового руководства. С одной стороны, на практике оно предпринимало весьма осторожные шаги, которые не вели к принципиальному разрыву с традициями прошлого. С другой стороны, приход нового, динамичного лидера вызвал в обществе ожидания, далеко превосходящие реальный потенциал проводимых преобразований. В результате сформировалась социальная ситуация, чрезвычайно близкая к начальному этапу революции, характеризуемому Бринтоном как "медовый месяц", а в России кем-то удачно названным "розовым периодом". "К 1985 г. в СССР сложилась... ситуация, при которой большинство элит и контрэлит -- правящих, оппозиционных, диссидентских -- ощущало невозможность сохранения сложившихся порядков. В этом были едины и реформаторы, мечтавшие об укоренении в стране принципов демократии и рынка, и модернизаторы, убежденные, что все проблемы разрешит техническая реконструкция, и "ревизионисты", надеявшиеся на переход к демократическому социализму, и "ортодоксы", верившие в государственный социализм и желавшие восстановить слегка облагороженный сталинизм, очистив его от хрущевско-брежневских напластований".

В этой ситуации команда Горбачева, еще не начав революционных преобразований, уже попала в ловушку, типичную для ранних революционных правительств. Иллюзия возможности быстрого, легкого и бесконфликтного решения стоящих перед страной проблем; убежденность в существовании принципиального общественного консенсуса о необходимости и путях преобразований ("мы все в одной лодке", "мы все по одну сторону баррикад"); представления о всесильности новой власти, имеющей широкую поддержку, а потому способной сочетать несочетаемое и совмещать несовместимое (ускорение и перестройку, развитие индивидуальной трудовой деятельности и борьбу с нетрудовыми доходами) -- все эти характеристики, присущие раннему этапу "власти умеренных", могут быть в полной мере отнесены и к начальному периоду перестройки.

Раннее революционное правительство обычно осознает себя "самым популярным правительством", что приводит к двоякого рода последствиям. С одной стороны, оно оказывается неспособным проводить непопулярные меры, даже если их неотложность очевидна. С другой стороны, оно крепко привязано к программе преобразований, сложившейся еще в дореволюционный период и имевшей широкую общественную поддержку, а потому неспособно преодолеть ограниченность старой программы, даже когда того настоятельно требует жизнь.

Команда Горбачева, не вступив еще на путь революционных преобразований, не была столь жестко связана обязательствами "самого популярного правительства". Но общественные ожидания настоятельно толкали ее в этом направлении. Как и в любом предреволюционном обществе, наготове была разработанная специалистами и пользующаяся поддержкой общества программа, которая предусматривала построение "демократического социализма" и "социально ориентированного рыночного хозяйства", или, другими словами, сочетание плана с рынком. Многие члены команды Горбачева сочувственно относились к этим взглядам, сам он очень интересовался опытом новой экономической политики 20-х годов и активно его пропагандировал. В этих условиях любая попытка повернуть к усилению централизации означала бы движение вразрез с ожиданиями большей части населения, хотя для самого "правительства реформ" в этом не было ничего невозможного.

Противоречия и проблемы, изначально заложенные в программе горбачевских реформ, в полной мере проявились к 1987 году. Если результаты 1986 года свидетельствовали в пользу выбранного курса: увеличились годовые темпы прироста национального дохода, промышленной и сельскохозяйственной продукции, товарооборота, впервые за многие годы повысилась капиталоотдача, -- то 1987 год показал всю иллюзорность опоры на мобилизационный потенциал.

Резко снизились приростные показатели: по западным оценкам, темпы роста ВНП упали с 4,1% в 1986 году до 1,3% в 1987 году. Неосуществимым оказался маневр, направленный на повышение доли накопления в национальном доходе, потребление продолжало расти более высокими темпами. План производства важнейших видов машиностроительной продукции остался невыполненным по 2/3 позиций. Стали ухудшаться внешнеэкономические показатели. Для компенсации потери нефтяных доходов в 1987 году пришлось прибегнуть к продаже части золотого запаса, но, тем не менее, импорт потребительских товаров был существенно сокращен.

Не только экономические показатели, но и политическая ситуация свидетельствовала, что мобилизационный потенциал исчерпан и эффективные преобразования невозможно осуществлять руками старой номенклатуры. Руководство страны получало все больше информации, что на местах ничего не меняется, а местная партийная бюрократия тормозит любые преобразования 4 . Согласно первым социологическим опросам, только 16% респондентов считали, что перестройка идет достаточно успешно. Надежды на кадровые изменения себя явно не оправдывали. По словам М.С. Горбачева, сначала у него было ощущение, что можно решить проблему "за счет обновления, за счет введения в оборот новых кадров", что новая генерация партийных функционеров примет предлагаемую программу реформ. Он "за три года сменил 3-4 состава секретарей, особенно на уровне горкомов и райкомов, и приходят все те же кондовые" (интервью авторам). Как утверждал А.Н. Яковлев, официально принимаемые решения о реформах воспринимались как что-то нужное для общества, но не являющееся руководством к действию: "В партии установился такой стереотип не только мышления, но и действий: мало ли что сказано, написано и принято в решениях, вот был порядок в партии, ему и надо следовать" (интервью авторам).

Тем временем среди номенклатуры усиливалось сопротивление кадровым изменениям и проводимым реформам, что стало очевидно уже с конца 1986 года. Три раза переносился январский (1987 года) Пленум ЦК КПСС, который должен был принять принципиальные решения по политическим и кадровым вопросам. При продолжении начатого курса реформ Горбачеву угрожала вполне реальная опасность потерять власть. Он сам вполне это осознавал: "И вот я думал, что нас ожидает ситуация с Хрущевым, когда соберется Пленум и скажет: ребята, вы незрелый народ, вы вообще не понимаете ни ответственности перед страной, ни роли ее, ни положения. Все, хватит, давайте другого. Все".

Сто лет назад полувековому юбилею этого события посвящались собрания научных, сословных и политических обществ. В дореволюционной России день отмены крепостного права претендовал на роль неофициального гражданского праздника.

Наверное, мало найдётся в истории таких правовых институтов, борьба за отмену которых велась бы чуть ли не с первого дня их введения и которые, несмотря на это, просуществовали не одно столетие!

Впрочем, сделаем существенную поправку. Крепостное право, как любой социальный и юридический институт, не оставалось неизменным. Кроме того, до сих пор ведутся споры: с какого времени на Руси это самое «право» было установлено?

С конца XV века правительство Московской Руси стало постепенно ограничивать традиционную крестьянскую свободу перемены места жительства. Это делалось для того, чтобы обеспечить рабочими руками военно-служилое сословие государства – дворянство. Вопреки распространённому мнению, большинство крестьян стремилось уйти не от землевладельца вообще, а к «доброму барину». То есть – к богатому боярину. В больших владениях, где было много земли и крестьян, степень эксплуатации была, естественно, ниже, чем в мелких поместьях. Но это вело к оскудению дворянства – главной ратной силы государства. Поэтому уже Судебником 1497 г. право перехода крестьян было ограничено двухнедельным сроком (право Юрьева дня). В конце XVI века правительство время от времени начинает устанавливать «заповедные лета», в которые право Юрьева дня отменялось. Соборным Уложением 1649 г. частновладельческие крестьяне были объявлены «крепкими земле». Оставление места жительства было им запрещено.

Но установление крепостного права ещё не означало распространения права частной собственности на саму личность крестьянина. Это установление развилось само собой помимо юридических норм. Большую роль в сближении крепостного права с рабством сыграла вестернизация российского дворянства, создавшая значительный социокультурный разрыв между ним и остальными сословиями. Впрочем, был тут и российский исток –холопство, пережиток рабовладения времён ещё Киевской Руси. В.О. Ключевский отметил, что в юридическом отношении крестьянство постепенно сближалось с холопством.

В сознании народа крепостное право воспринималось как обязанность крестьян служить помещику, в то время как помещики обязаны нести ратную службу царю. Такой порядок вещей представлялся справедливым, пока существовали законы об обязательной службе дворянства.

Переворот тут произошёл во второй половине XVIII века. 18 февраля 1762 года царь Пётр III подписал манифест о «вольности дворянской», согласно которому, дворяне освобождались от обязательной военной или гражданской службы государству.

Как отмечал Ключевский, этот манифест требовал такого же освобождения крестьян от обязательной службы помещику. «Этот указ и последовал, но… 99 лет спустя». В течение этого столетия несправедливость крепостного права всё больше осознавалась в разных кругах российского общества, но, прежде всего, среди самого дворянства, всё больше представителей которого высказывались за отмену этого отжившего института.

Вместе с тем не следует преувеличивать негативное воздействие крепостного права на разные стороны русской жизни.

Прежде всего - крепостное право не было всеохватным. Оно распространялось примерно на половину (причём меньшую) крестьянского населения России. Другая половина – государственные и удельные крестьяне. Они также не имели права без разрешения менять место жительства, но могли свободно приобретать имущество в частную собственность и т.д.

Во-вторых, крепостное право не обязательно означало жестокость помещиков в отношении крестьян. Да, были в истории России и сумасшедшие Салтычихи. Но ту же Салтычиху осудил дворянский суд. И не одну её. В 1762 г. помещик Нестеров за жестокие побои, причинившие смерть дворовому человеку, был сослан в Сибирь на вечное поселение. И этот случай не единичен. В день оглашения манифеста об освобождении крестьяне во многих российских деревнях… плакали от горя: как же они теперь без барина?!

В-третьих, многие неприглядные стороны крепостного права были значительно смягчены ещё задолго до его отмены. Так, царь Николай I (фактически подготовивший отмену крепостного права, которую его сыну Александру II оставалось только довести до конца) возвёл в систему взятие помещичьих имений в государственную опеку за злоупотребления помещиков в отношении крепостных. Крестьяне при этом переходили в разряд государственных.

«В 1836 г. взяты в опеку за жестокое управление имения помещика Измайлова. В 1837 г. несколько помещиков за злоупотребления преданы суду. В 1838 г. за то же наложено на помещиков 140 опек. В 1840 г. состояло в опекунском управлении за жестокое обращение 159 имений… В 1841 г. взято в опеку имение Чулковых с высылкой отца семьи и воспрещением жительства в имении всем дворянам Чулковым… В 1846 г. калужский предводитель дворянства предан суду за допущение помещика Хитрово до насилий над крестьянами. Ярославская помещица Леонтьева выслана из имения со взятием в опеку. В Тульской губернии помещик Трубицын предан суду, а имение взято в опеку. Помещики Трубецкие посажены под арест, со взятием имения в опеку. По тому же делу предводителю дворянства дан выговор со внесением в формуляр; два уездные предводителя отданы под суд. В Минской губернии помещики Стоцкие подвергнуты тюремному заключению. В 1847 г. несколько имений взято в опеку, а четырём предводителям дворянства объявлен высочайший выговор, три предводителя и двое наиболее виновные из помещиков преданы суду. В 1848 г. помещик Лагановский предан военному суду, а имение взято в опеку… В 1853 г. состояло в опеке 193 имения», – такой впечатляющий перечень мер приводил Л.А. Тихомиров по материалам МВД.

При этом Николай I за двадцать лет до отмены крепостного права окончательно воспретил практику продажи крепостных.

Указ Александра I «О вольных хлебопашцах» 1803 г. определял юридические основания отпуска крестьян на волю с землёй по добровольному соглашению с владельцем. И хотя до манифеста 1861 г. волю и землю по этому указу смогли получить лишь 0,6% крепостных крестьян, в масштабах всей России это были десятки тысяч «душ».

Уподобление крепостного права античному рабству или рабству негров в Америке, часто встречающееся у современников, было гиперболическим преувеличением, Это было вполне ясно и тем, кто делал такие сравнения ради «красного словца».

Положение крепостного крестьянина в России юридически было чем-то средним между положением «раба с пекулием» (т.е. со своим имуществом) и древнеримского колона. Крепостной крестьянин никогда не расценивался в России (по крайней мере открыто) как «говорящее орудие» (выражение Варрона), каковым эпитетом награждали своих рабов римские патриции. Тем более, не было и речи о «рабстве по природе», каковое воззрение, идущее от Аристотеля, в XIX веке оправдывало в глазах «просвещённых наций» рабство негров.

Наконец, российское крепостное право не представляло собой чего-то исключительного, выделяющего Россию среди других европейских государств. В силу объективных условий мировой экономической географии крепостное право (серваж по-французски) задержался в России дольше, чем в Западной Европе. Но не намного дольше по сравнению с некоторыми восточноевропейскими странами. Достаточно сказать, что аналогичное российскому крепостное право было отменено в большинстве государств Германии только в 1806-1813 гг., а в Австрийской империи только в 1848 г.

Односторонне трактовать отмену крепостного права в России лишь как следствие боязни крестьянской революции.

В доказательство обычно приводят определение В.И. Лениным «первой революционной ситуации в России», а также знаменитые слова Александра II: «Лучше отменить его [крепостное право] сверху, чем ждать, когда его отменят снизу». Конечно, опасения такого рода тоже играли свою роль, но они не были единственной причиной.

С точки зрения капиталистической модернизации России (а никакой иной в ту пору никто себе не представлял; социалистическая идеология народничества развилась позже как следствие уже новой, пореформенной реальности) крепостное право было несомненным тормозом развития. Оно, кроме того, в годы правления Николая I стало обременительным и убыточным для самих помещиков. В первую очередь, не крестьяне стремились избавиться от барина, а сами баре хотели сбросить с себя груз ответственности за крепостных. Ведь за нерадивое управление крепостными можно было поплатиться поместьем!

Необходимо отметить важное обстоятельство: в первые годы после отмены крепостного права материальное положение бывших крепостных крестьян не улучшилось, а ухудшилось. Следствием чего стал рост крестьянских волнений. Наибольшее количество крестьянских выступлений, как это давно было установлено ещё советскими историками, приходилось на время не перед отменой крепостного права, а после неё – на 1861-1863 гг. Обычно это объясняли разочарованием крестьян условиями освобождения, по которым крестьяне ещё какое-то время оставались обязанными свои помещикам повинностями. Это объяснение справедливо, но вряд ли достаточно. Можно считать, что реальное сокращение крестьянской запашки в результате размежевания помещичьих и крестьянских наделов наряду с необходимостью выкупных платежей государству привело к снижению жизненного уровня большинства крестьян уже в первые годы после реформы.

Манифест 19 февраля 1861 года подвёл черты под длительным периодом исторического развития России и открыл дорогу в новую реальность. Какой она будет – тогда ещё никто не знал. Все просвещённые дворяне, кто готовил великую реформу – и западники, и славянофилы – были уверены, что в истории России начинается новая эпоха, полная великих свершений…

Нужно подчеркнуть исключительно тщательную разработку реформы и её последовательное продуманное осуществление.

Подготовить и провести преобразование такого размаха и такой глубины в масштабах огромной и разнообразной Империи Российской – это была задача грандиозная, равной которой не знала прежде ни одна страна мира. Неверно называть это «реформой 1861 г.». В том году реформа только началась. В 1863 г. было издано положение о новом устройстве удельных крестьян (на землях императорской фамилии), а в 1866 г. – государственных крестьян. Вплоть до 1871 г. издавались законы, устанавливавшие новые нормы отношений между землевладельцами и крестьянами на национальных окраинах Российской империи.

Гигантские мероприятия обошлись относительно «малой кровью» (крестьянские восстания в отдельных местностях Империи). Это была последняя в истории России успешная и почти бескровная «революция сверху».

Специально для Столетия

Среди важных подвижек в государственном строе и экономике России, к которым привела революция 1905-1907 гг., были образование Государственной думы и начатая П. А. Столыпиным аграрная реформа.

Булыгинская дума.

Созыву I Государственной думы предшествовала неудавшаяся попытка самодержавия сконструировать подконтрольную себе Думу. В самом начале революции, 18 февраля 1905 г., царь издал рескрипт (предписание министру) о намерении созвать Государственную думу - высший законосовещательный орган Российской империи. В июле проект закона об учреждении Думы и положение о выборах в нее разработал новый министр внутренних дел А. Г. Булыгин (сменивший на этом посту после событий 9 января П. Д. Святополк-Мирского). 6 августа манифест о созыве Думы и положение о выборах были опубликованы. Проектировался не имеющий законодательной силы совещательный орган при царе, который на 85 % должен был состоять из помещиков и крупной буржуазии, причем рабочие и крестьяне к голосованию не допускались. Оценив это в разгар революции

как недостаточную, бутафорскую уступ, самодержавия, левореволюпионные и либерально-оппозиционные силы объединялись в бойкоте Булыгинской думы (названной так по имени разработчика проекта), которая так и не была созвана.

Особенности российского паламентаризма. В Манифесте 17 октября 1905 г. под давлением Октябрьской политической стачки царь обещал созыв Государственной думы как законодательного органа. Новый избирательный закон, расширяющий права рабочих, был издан 2 декабря 1905 г.- в разгар Московского вооруженного восстания. Но и по нему к голосованию допускалась только 1/5 часть населения. Выборы прошли весной 1906 г., но и они не были всеобщими, равными и прямыми.

С появлением Государственной думы в России возник двухпалатный парламент. Верхней палатой стал Государственный совет (в него входили сановники по назначению царя), нижней - выборная Государственная дума. Она могла контролировать 60 % статей росписи государственных расходов (бюджета) и обладала правом депутатского запроса. Но император по-прежнему сохранял всю полноту власти, в том числе законодательной, поскольку думские законопроекты затем обсуждались Госсоветом и утверждались самим царем.

Таким образом, демократизм введения института выборной Думы ограничивался царем и царской администрацией в лице подконтрольного ему Госсовета.

I и IIГосударственные думы. Первая и вторая Думы действовали в период революции 1905-1907 гг., были достаточно радикальными и потому обе были распущены царем.

Государственная дума (27 апреля - 8 июля 1906 г., председатель - кадет, проф. С. А. Муромцев) открылась 27 апреля 1906 г., но вместо пяти лет проработала только 72 дня. За неполных 2,5 месяца своего существования I Дума сделала 391 запрос о неправомочных или противозаконных действиях властей. Газеты печатали отчеты о думской работе, и таким образом депутатские запросы становились широко известными и играли большую пропагандистскую роль.

Большинство в этой Думе составляли кадеты (161 место). Большевики в Думу не попали, как и в случае с Булыгинской думой бойкотировали выборы и в I Госдуму. (Позднее они признали свою ошибку.)

Просуществовав немногим более двух месяцев, I Государственная дума была распущена царем. В ответ депутаты разогнанной Думы (главным образом, кадеты) собрались в июле 1906 г. в Выборге и обратились через печать к народу от имени двухсот буржуазно-либеральных депутатов с «Выборгским воззванием», в котором призывали население к ненасильственным дей

ствиям гражданского неповиновения властям (до созыва новой Думы не платить налоги, не давать солдат для армии и пр.).

В разных городах начались вдохновляемые полицией убийства революционеров, еврейские погромы. 18 июля 1906 г., через 10 дней после роспуска Думы, в Териоках (ныне Зеленогорск) был убит наемными убийцами крупный экономист, общественный деятель, член I Думы М. Я. Герценштейн. Усиленно создавались черносотенные организации. Самой крупной из них был Союз русского народа, организованный в октябре 1905 г. доктором А. И. Дубровиным и помещиками В. М. Пуришкевичем и Н. Е. Марковым.

IIГосударственная дума (20 февраля - 2 июня 1907 г., председатель - кадет Ф. А. Головин) просуществовала 103 дня. Большинство мест в ней занимали трудовики (представители «трудовой группы» - мелкобуржуазной демократической фракции депутатов-крестьян и народнической интеллигенции), требовавшие демократических свобод и национализации помещичьих земель. Они имели во II Думе 104 места. Кадетов было вдвое меньше, чем в прежней Думе, из-за арестов, которым они подверглись за публикацию «Выборгского воззвания». Обе Думы, избираемые на срок 5 лет, были левыми и вскоре были распущены царем из опасения, что будут приняты предложения трудовиков о принудительном отчуждении помещичьих земель.

Как уже говорилось, разгон II Государственной думы и издание нового избирательного закона означали конец Первой российской революции.

/77 и IV Государственные думы. Эти Думы действовали главным образом в межреволюционный период, именуемый думской монархией, или «полусамодержавием» Николая П.

III Государственная дума (1 ноября 1907 - 9 июня 1912 г., председатели -октябристыН. А. Хомяков, 1907-1910 гг.; А. И. Гучков, 1910-1911 гг.; В. М. Род-зянко, 1911-1912 гг.) - была единственной, проработавшей полный срок.

IVГосударственная дума (15 ноября 1912 - 6 октября 1917 г., председатель - октябрист В. М. Родзянко) действовала в условиях Первой мировой войны и начавшейся новой революции. В III и IV Госдумах складывалось октябристско-кадетское большинство.

Социал-демократическая фракция в Думах была небольшой: в I Думе -17 депутатов, во II - 65, в III - 19 (в том числе 4 большевика), в IV Думе -14 социал-демократов (из них 6 большевиков).

В декабре 1912 г. IV Государственная дума призвала правительство вернуться к выполнению обещаний Манифеста 17 октября 1905 г. Кадеты внесли законопроект о демократических свободах, который не был утвержден царем. 26 июля 1914 г. все думские фракции, кроме социал-демократической, проголосовали за военные кредиты, поддержав правительство в только что начавшейся Первой мировой войне. В августе 1915 г. кадеты и октябрис

ты создали в Думе «Прогрессивный блок». Это была умеренная и последняя легальная попытка буржуазии заставить царизм стать, наконец, на путь реформ ради собственного же сохранения. Как и предыдущие, она оказалась безуспешной.

25 февраля 1917 г. в разгар революционных выступлений в Петрограде10 занятия Думы были прерваны царем. Формально она существовала до осени, но в полном составе уже не собиралась. В связи с предстоявшими выборами в Учредительное собрание Временное правительство 6 октября распустило IV Думу.

18 декабря 1917г. Государственная дума была упразднена советской властью как государственный институт.

Итоги думского периода. Недолгая история отечественного парламентаризма имела немаловажное значение: это был думский опыт легальной (а не подпольно-революционной) политической жизни. Дума осуществила некоторый, хотя и весьма ограниченный, контроль над исполнительной властью (например, над частью статей государственного бюджета). Своеобразной формой такого контроля и одновременно - политической агитации стала практика депутатского запроса правительству. С думской трибуны провозглашались позиции политических партий, оттачивались формулировки партийных программ. Самое главное - Дума приучала власти и население к демократическому институту выборности в отличие от бюрократического назначенства.

Прерванный революцией 1917 г., думский опыт в России был слишком кратковременным (11 лет), не успели сложиться прочные парламентские традиции.

Столыпинская аграрная реформа. Последней попыткой царизма провести реформы «сверху» стала столыпинская аграрная реформа 1906-1916 гг. Она получила свое название по имени ее инициатора и организатора министра внутренних дел и председателя Совета министров П. А. Столыпина.

До него схожие и даже более радикальные меры были разработаны под непосредственным руководством предыдущего председателя Совета министров С. Ю. Витте его помощником Н. Н. Кутлером осенью 1905 г.

Первая российская революция показала, что крестьяне, которые только в 1905 г. сожгли каждую 15-ю помещичью усадьбу, перестали быть опорой самодержавия, поэтому целью реформы было насильственное разрушение патриархальной крестьянской общины и создание в деревне слоя крепких единоличных собственников как опоры существующего порядка. По мысли Столыпина, подобные меры помогли бы стабилизировать ситуацию в стране и предотвратить развитие революционного движения в деревне.

Начало реформе положил Указ 9 ноября 1906 г. о выделении крестьянских земель из общины в частную собственность, одобренный III Государственной думой и получивший силу закона 14 июня 1914 г. Еще до этого Указом 5 октября 1906 г. была введена свобода передвижения и самостоятельного избрания места жительства крестьян, ранее приписанных к общине. Закон 29 мая 1911 г. вводил отрубб (выделенный из общины в единоличную собственность земельный участок без переноса на него избы из деревни) и хуторб (отдельный участок с переносом на него крестьянской усадьбы). Наконец, 28 июня 1917 г. фактически исчерпавшая себя реформа была прекращена Временным правительством. Это главные законодательные акты и этапы реформы.

Основные направления реформы. Основными направлениями аграрной реформы были:

землеустройство (перемер и выделение земли в частную собственность, ликвидация «наследия» 1861 г. - чересполосицы);

кредитование крестьян и продажа земель через Крестьянский поземельный банк;

переселенческая политика с целью «разгрузить» от избыточного крестьянского населения страдающую от малоземелья территорию Европейской России;

Таким образом, реформа включала большой комплекс преобразований в аграрном секторе, главными из которых были предоставление свободы выхода из крестьянской общины и переселения на окраины.

Эта реформа объективно имела прогрессивное значение: она дала возможность крепким крестьянам расширить свои хозяйства, отличавшиеся более высокой культурой земледелия. В них втрое увеличилось применение сельскохозяйственных машин, поднялась урожайность. В деревне развернулось кооперативное движение.

Крестьянский банк в 1906-1916 гг. приобрел у помещиков с целью продажи крестьянам для отрубов и хуторов 4,5 млн десятин земли. Но из-за высоких цен на землю каждый пятый покупатель разорялся и терял свой участок. Всего к 1916 г. в частной собственности была закреплена лишь 1/4 крестьянских дворов, или 15 % крестьянской земли (14 млн десятин). Собственниками земли стали немногим более 2 млн домохозяев.

Право на свободный выход из общины и продажу своей земли расширило масштабы и географию крестьянского переселения. Но переселенцев отправляли в плохо оборудованных для этого товарных вагонах, прозванных «столыпинскими». Многие гибли в пути от голода и эпидемий, умирали в сибирской тайге. В 1910 г. только в Сибири 700 тыс. переселенцев не получили земли и вынуждены были арендовать ее у кулаков или батрачить. Всего к 1916 г. из Центральной России на окраины (в Сибирь, Среднюю Азию,

Казахстан) переселились 3 млн человек. Более 18 % из них (547 тыс.) вернулись обратно, не сумев устроиться на новом месте. «Обратники», как их называли, пополняли собой ряды недовольных. Крестьяне в большинстве относились к этой реформе недоверчиво и настороженно: они традиционно видели в общине средство коллективного выживания и неохотно из нее выходили. В 1907-1914 гг. состоялось 1067 крестьянских выступлений.

Итоги аграрной реформы. Приходится признать, что в целом столыпинская аграрная реформа потерпела неудачу. Это показал и голод 1911 г., который затронул 30 млн крестьян. Главных целей реформы достичь не удалось:

1) слой зажиточных крестьян-собственников, на которых могло бы опереться самодержавие, так и не был создан;

2) ускорив имущественное расслоение и обострив социально-экономические противоречия в деревне, реформа только не сумела предотвратить новую революцию (на что надеялись ее инициаторы), наоборот, в определенной мере приблизила ее.

Что же явилось причинами провала столыпинских преобразований?

1. Не решившись посягнуть на помещичье землевладение, Столыпин не обеспечил необходимых экономических условий для успешного проведения реформы и не удовлетворил вековых ожиданий крестьянства.

2. Ссуды на переселенцев (по 65 рублей на человека) были недостаточны, а годовые проценты в Крестьянском банке (16 % при мировой практике 6 %) -чрезмерны.

3. Патриархально-общинная психология крестьян обусловила неприятие ими реформы.

4. Мешала проведению реформы также критика Столыпина слева (кадеты, трудовики, народнические силы) - за недооценку крестьянского малоземелья и недостаточную глубину аграрных преобразования - и справа (реакционеры в Госсовете и многие помещики - за обезземеливание крестьян в ходе реформы, что чревато социальными волнениями.

5. Столыпину нужны были, по его словам, «20 лет покоя», но история их ему не предоставила.

Он был смертельно ранен эсером (к тому же сотрудником охранки) Д. Г. Богровым 1 сентября 1911 г. в киевском театре и умер на пятый день после этого - задолго до завершения своей реформы.

Озвученное Романом Бабаевым решение о проведении четырех туров в декабре тут же было приписано Сергею Фурсенко. Хотя очевидно, что если инициатива была озвучена гендиректором ЦСКА, то в принятии этого решения участвовали и клубы премьер-лиги. Однако именно Фурсенко – не вполне по своей воле – стал рупором абсурда, творящегося в российском футболе. Если завтра Гинер и Федун, взявшись за руки, выйдут к народу и объявят, что в премьер-лиге будут играть квадратным мячом, то первая реакция общественности будет предсказуема: Фурсенко науськал. Оговорившегося главу РФС, недавно предложившего ввести в премьер-лиге плей-офф, мгновенно подняли на смех и чуть было не заказали ему всем миром машину в специальную больницу.

Идея играть в футбол в России зимой поначалу кажется не менее дикой. Но декабрьская погода в Москве была мягче мартовской, а поля не такими плохими по понятным причинам . Уподобившись Льву Щаранскому, на этом можно было и закончить («Широка ты Россия-матушка, от Мытищ до Бутова!»), но ведь в зимний футбол будут играть взаправду – в том числе в городах с намного более суровым климатом.

К сожалению, мы совершенно отвыкли видеть и искать за словами чиновников дела. Строительство манежей для спасения игры от сурового климата – один из самых здравых пунктов программы развития российского футбола. От него можно отмахиваться, да и вообще в скорое появление чего-либо поверить куда сложнее, когда у тебя на глазах ничего не происходит. Стадионы «Спартака» и «Зенита» уже стали мемами похлеще космических перлов Сергея Фурсенко, но на самом деле стройплощадки в Тушино и на Крестовском острове с каждым месяцем все больше и больше напоминают арены. Вы смеетесь, но мы с вами на них будем именно что смотреть футбол.

Насильственные методы Николая Толстых по внедрению в российский футбол полей с подогревом и кресел-уток вошли в фольклор. Уверен, в этот раз изменения будут не такими насильственными: к 2018 году в России неизбежно построят десяток новеньких стадионов. Одной подписи будет достаточно для того, чтобы рядом с ними появились крытые манежи, предназначенные для игры в футбол зимой. Калининград и Саранск не будут тянуть в премьер-лигу – они там окажутся только потому, что лигу, стремящуюся зарабатывать деньги и выглядеть привлекательно, не должны представлять стадионы с отсутствующей центральной трибуной.

Через несколько лет премьер-лига планирует проводить туры в январе. Наблюдать за любимой командой вживую в самый разгар зимы? Не торопитесь представлять себя мерзнущим на стадионе. Давайте сначала построим манежи.

По мере исчерпания реформистского подхода все явственнее просматривалась альтернатива: опереться на общественные ожидания, пойти на радикальные преобразования, действовать в соответствии со сложившимися в обществе представлениями о путях выхода из кризиса и возрождения страны. Но это означало разрыв со значительной частью господствовавшей элиты, с номенклатурой. Новым лидерам предстояло искать опору в других социальных слоях и группах. По словам М. С. Горбачева, тогда он понял, "что дело не пойдет, и ничего не получится, и что единственное спасение - это граждане" (интервью авторам). В 1987-1988 годах реформы "сверху" стали перерастать в революцию "сверху". Этот процесс характеризовался вовлечением все более широких слоев населения в политику, обострением конфликта между различными слоями позднесоветской элиты, коренной сменой идеологических ориентиров.

Рядовые граждане все активнее вовлекались в политику, с их помощью команда Горбачева пыталась ослабить существующую партийную номенклатуру и вывести реальные центры власти из-под контроля партийного аппарата. Осторожный призыв к поддержке перестройки "снизу" звучит уже в опубликованном в марте 1987 года Обращении ЦК КПСС к советскому народу в связи с семидесятилетием Великой Октябрьской социалистической революции. В нем есть весьма необычные для подобного документа слова: "Центральный Комитет обращается к мужеству советских людей. Ломка закостеневших форм и методов дается нелегко. За перестройку надо бороться, перестройку надо защищать. Здесь нужны упорство, твердость, принципиальность" (КПСС, 1987, с. 7). Власть не препятствовала формированию общественных движений ("неформальных организаций"), которых к концу 1987 года было порядка 30 000, в 1989 году - уже 60 000. Постепенно из многочисленных разрозненных "неформальных организаций" вырастали прообразы альтернативных политических партий.

Предпринимались меры для активизации участия работников предприятий в принятии экономических решений. Закон о государственном предприятии 1987 года вводит выборность директоров трудовыми коллективами. Делаются первые осторожные шаги в развитии негосударственных форм собственности, в первую очередь собственности трудовых коллективов: аренда с правом выкупа, кооперативное движение, "народные предприятия". Все это в конечном счете было направлено не только на достижение высоких экономических результатов (поскольку соответствовало наиболее передовым для СССР того периода экономическим идеям), но и на завоевание политической поддержки.

С 1987 года предпринимались попытки осуществлять выборы на партийные должности и в советы народных депутатов на альтернативной основе, из нескольких кандидатов. На этой же основе прошли выборы делегатов на XIX партийную конференцию (1988 год), а затем и народных депутатов СССР (1989 год). Причем 20% партийных руководителей республиканского и областного уровней (34 человека), участвовавших в выборах 1989 года, потерпели поражение. Та же судьба постигла многих представителей военной элиты. Изменения в принципах подбора и назначения кадров носили радикальный характер. "Выборы, ставшие альтернативой номенклатурного назначения, вывели на политическую арену новых лидеров не по отлаженным карьерным лабиринтам, а благодаря их личным качествам".

Подверглась серьезному реформированию и система государственного управления. Традиционный Верховный Совет был преобразован в двухпалатный парламент, и Горбачев избран его председателем. В дальнейшем был учрежден пост Президента СССР как главы исполнительной власти с достаточно широкими полномочиями. Избрание Горбачева на этот пост в марте 1990 года завершило процесс формирования центра власти, альтернативного Политбюро и ЦК КПСС. Исключение в 1990 году из Конституции СССР шестой статьи, закреплявшей руководящую роль КПСС в советском обществе, вполне адекватно отражало уже происшедшие к этому моменту политические перемены.

Новые лидеры страны делали ставку на обострение давно существовавших противоречий между различными уровнями номенклатуры. Закон о государственном предприятии, утверждая принципы самостоятельности, самоуправления, самофинансирования, напрямую противопоставлял интересы директорского корпуса интересам вышестоящих уровней управленческого аппарата. Это был очевидный, отражавший глубокие общественные изменения, отход от старой политики упорядочивания механизмов централизованного управления. "Надо было Законом о предприятии дать права коллективу и отрезать, чтобы главк не мог командовать и министерство не могло командовать, поскольку законом запрещено. Ведь все попытки идти сверху, что-то как-то менять, министерства на комитеты, комитеты на министерства, ничего не давали. Надо было главному звену дать уверенность, и эту уверенность узаконить" (интервью авторам), - так характеризует М. С. Горбачев суть произошедшей смены ориентиров. Вокруг реализации Закона развернулась настоящая борьба. Высшая хозяйственная бюрократия старалась "не замечать" его существование, продолжая воздействовать на предприятия административными методами. Самые активные из директоров использовали все возможные средства борьбы, вступали в открытый конфликт с вышестоящими органами управления, апеллировали к средствам массовой информации. Единство бюрократии в противодействии реформам было успешно подорвано.

Наконец, все это время в стране менялись идеологические ориентиры. Хотя догма о "социалистическом выборе" оставалась непоколебимой, все больше подчеркивалась разница между существующим общественным строем и тем истинным социализмом, ради которого осуществляются преобразования. Исподволь начинала проводиться идея, что защищать существующий порядок не значит защищать социализм. Расширялись границы гласности, допускалось все большее разнообразие мнений и острая критика "завоеваний социализма". Именно с 1987 года, наряду с уже привычным словом "гласность", в официальный обиход входит термин "социалистический плюрализм" - эвфемизм, маскирующий понятие свободы слова.

Но революция имеет собственную логику, которая серьезно отличается от логики реформ. Власть, переставшая опираться на традиционно господствующий общественный слой, попадает под перекрестный огонь противоречивых отношений, интересов, требований, спектр которых гораздо шире, чем в процессе эволюционного развития. Причем положение команды Горбачева оказалось еще более сложным и неустойчивым, чем у любой другой власти на ранних этапах революций. Обычно первые революционные преобразования происходили на фоне широкого единства социальных сил, в России же 80-х годов "медовый месяц" закончился еще на стадии реформ, которые стали катализатором размежевания в обществе. Собственно, выход на поверхность процессов размежевания по времени совпадает с перерастанием реформ в революцию, четко проявляясь во второй половине 1987 - первой половине 1988 годов. И власть, только-только осознавшая свою готовность идти навстречу общественным ожиданиям, обнаруживает растущую оппозицию - и справа, и слева.

На октябрьском (1987 года) Пленуме КПСС кандидат в члены Политбюро Б. Н. Ельцин заявил о своей особой позиции, о несогласии с темпами проводимых реформ и с официальной оценкой положения дел в стране. Последовавшая затем его отставка и начавшаяся после пленума борьба с "авангардизмом" свидетельствовали о том, что процессы размежевания вышли на поверхность. То, что на первый взгляд выглядело как удушение нарождающегося плюрализма, на деле послужило катализатором процесса оформления и обособления радикального крыла перестройки, которое в лице Ельцина получило сильного харизматического лидера.

Консолидация консерваторов также не заставила себя ждать. 13 марта 1988 года в "Советской России" было опубликовано письмо Нины Андреевой "Не могу поступиться принципами", за которым явно просматривались политические позиции члена Политбюро ЦК КПСС Е. К. Лигачева. Через три недели, 5 апреля, последовала резкая отповедь в редакционной статье "Правды" (написанная, как вскоре выяснилось, другим членом Политбюро А. Н. Яковлевым). Появление этих двух публикаций, как и трехнедельный промежуток между ними, красноречиво свидетельствовали об острой борьбе в политическом руководстве. Противостояние было тем более неожиданным, что оно исходило не от старой гвардии, от которой Горбачев достаточно успешно избавился после прихода к власти, а возникло между бывшими соратниками 7 .

С конца 1987 года в борьбу оказалась втянутой не только политическая элита. Движение "снизу", толчок которому первоначально был дан политическим руководством, очень быстро обретало собственную логику. Активно шел процесс организации народных фронтов в союзных республиках. Постепенно происходила институционализация различных экономических и политических сил. Нарастали национальные конфликты и центробежные тенденции в СССР.

Вопрос о соотношении национальных и социальных конфликтов в ходе революции в России заслуживает особого рассмотрения. Преобладание первых на протяжении почти всего периода "власти умеренных" позволило некоторым исследователям рассматривать происходившие в стране процессы не как социальную революцию, а как распад империи, проводя аналогии, например, с распадом Австро-Венгрии. Однако нам представляется, что центробежные тенденции в рамках СССР имели не только националистическую, но и социальную природу. Здесь важно отметить несколько направлений, по которым принципиальный политический выбор был связан с вопросом о национальном суверенитете.

Во-первых, стремление к независимости не в последнюю очередь определялось представлениями руководства республик о направлении и темпах необходимых преобразований, которые могли не совпадать с общесоюзным. Отмечалось, например, что возможности развития рыночных отношений, к которому стремились прибалтийские республики, были очень ограниченными при сохранении общесоюзной централизованной системы материально-технического снабжения. Поэтому политический суверенитет для них был необходимой предпосылкой проведения радикальных экономических реформ. Принципиальное различие экономических моделей и политических систем, сложившихся в бывших республиках Советского Союза после распада СССР, подтверждает важность этого аргумента.

Во-вторых, региональная партийная номенклатура использовала национальные движения в своем сопротивлении проводимым из центра реформам. Самый наглядный тому пример - волнения в Алма-Ате в декабре 1986 года, начавшиеся в ответ на отставку первого секретаря ЦК КП Казахстана Д. А. Кунаева и замену его присланным из России Г. В. Колбиным. К а к утверждает М. С. Горбачев, сам Кунаев, опасаясь возвышения Н. А. Назарбаева, просил прислать русского ему на смену. А потом, воспользовавшись связанным с этим недовольством казахского населения, попытался организовать массовые беспорядки (интервью авторам). А. Н. Яковлев прямо характеризует это событие как "партийное восстание, первое восстание партийной номенклатуры, попытка "попробовать на зуб" (интервью авторам).

Наконец, в-третьих, национальные движения вели к укреплению власти и значения местных элит, до этого практически не имевших самостоятельного политического веса. Легитимация новой роли региональных элит закреплялась введением в республиках президентских постов и выборами представительных органов власти (на протяжении 1990-1991 годов). Это стало логическим продолжением процесса обострения противоречий среди номенклатуры и повышения роли ее "нижних" слоев в противовес высшему уровню, однако происходило уже не по воле центра, как с директорским корпусом, а вопреки ей. Наиболее ярким примером подобной борьбы являлось "перетягивание каната" между руководством СССР и РСФСР. Не случайно в описании тех событий нередко появляется слово "война": "война налогов", когда союзные и российские лидеры наперегонки снижали налогообложение прибыли, стремясь привлечь на свою сторону трудовые коллективы; "война программ", связанная с разработкой конкурирующих рецептов преодоления кризиса; "война суверенитетов" - соревнование за то, какие структуры власти, общесоюзные или республиканские, быстрее легитимизируются.

"Война" между союзным и российским руководством внесла существенный вклад в ускорение размежевания и поляризации 1989-1991 годов, но в целом происходившие в то время процессы оказались несравнимо богаче по содержанию, чем просто противостояние республик и центра. Наряду со все более активным формированием различных общественно-политических организаций и движений вне коммунистической партии, нарастает раскол в самой КПСС. Это размежевание происходило в различных формах: как объединение рядовых членов партии со сторонниками обновления в ее высшем руководстве и противопоставление их среднему партийному звену и партаппарату; как смыкание членов партии с неформальными организациями, придерживающимися противоположных воззрений; как формирование внутри самой партии неуставных организационных структур; как персонификация альтернативных политических линий в лице отдельных руководителей. Особенность процесса поляризации социальных сил в России состояла еще и в том, что многопартийность зарождалась не в результате возникновения новой мощной политической организации, альтернативной КПСС, а в результате раскола самой КПСС. Это вынужден был признать и сам М. С. Горбачев, заявивший на Пленуме ЦК КПСС в апреле 1991 года, что в зале пленума заседают представители не одной, а четырех-пяти партий.

Все более активную роль в политической жизни начинали играть политизированные хозяйственные ассоциации, которые более адекватно, чем новые партии, отражали интересы экономически значимых социальных слоев и были тесно связаны с реальной хозяйственной жизнью. Они обладали ощутимой экономической силой благодаря своему влиянию на производителей и связям со структурами власти в центре и на местах. При этом Ассоциация государственных предприятий с Крестьянским союзом, с одной стороны, Научно-промышленный союз с Ассоциацией крестьянских хозяйств, с другой стороны, придерживались диаметрально противоположных взглядов на пути дальнейшего развития страны, отстаивали принципиально разные курсы экономической политики.

Постепенно социальные конфликты, наряду с национальными, приобретали самостоятельное значение. С 1989 года началась серия забастовок, митингов и демонстраций, захватившая население различных регионов, работников разных секторов экономики. Наиболее серьезными были забастовки шахтеров, проходившие в июле и октябре 1989 года, а затем в марте - апреле 1991. Экономические требования бастующих перерастали в политические, когда шахтеры требовали независимости от общесоюзных министерств, свободного установления цен на свою продукцию. Последние забастовки напрямую выдвигали политические лозунги, включая отставку правительства. В крупных городах десятки и сотни тысяч человек выходили на демонстрации под демократическими лозунгами.

Однако общество волновали не только проблемы углубления демократических преобразований. На фоне усиливающегося экономического кризиса ключевым в борьбе за власть становился вопрос о путях экономической реформы. Существующий режим явно не мог справиться с обостряющимися трудностями. С 1990 года начался фиксируемый официальной статистикой спад производства, хотя, по мнению ряда специалистов, реально он происходил уже в 1989 году. Закон о государственном предприятии, выведя директоров из-под контроля административных органов, не поставил предприятия под контроль рынка, в результате чего деятельность предприятий стала фактически бесконтрольной. Ухудшилась дисциплина поставок, усилился долгострой. Быстро росли денежные доходы населения. Постоянно увеличивался бюджетный дефицит, возрастала денежная масса. В условиях фиксированных цен все это приводило к тотальному дефициту продуктов питания и других потребительских товаров. Пустые полки магазинов стали отличительной чертой крупных российских городов. Рационирование продуктов питания приобрело всеобщий характер.

Уже в 1989 году, по некоторым сведениям, рационирование сахара осуществлялось в 97% регионов, масла - в 62%, мяса - в 40%. К 1991 году ситуация еще более ухудшилась. По данным социологических опросов, в апреле почти половина респондентов не могла найти в свободной продаже ничего из основных продуктов питания. Июльский опрос показал, что 70% в той или иной мере испытывали сложности и с "отовариванием" карточек. На фоне углубляющегося экономического кризиса обострялось недовольство народа, завышенные ожидания "розового периода" сменялись разочарованием. Если в 1989 году активные политические реформы, связанные с альтернативными выборами на Съезд народных депутатов, вызвали кратковременный всплеск энтузиазма, то к 1991 году недовольство резко усилилось. Рост радикальных настроений в обществе, падение доверия к демократическим ценностям и усиление тяги к политическим лидерам харизматического типа, активное обсуждение во всех слоях населения проблем голода и холода, с одной стороны, и неизбежности диктатуры, с другой, - все это свидетельствовало об исчерпании "власти умеренных" и приближении кризиса. По данным социологов, более 40% населения в тот период были согласны с тем, что сильный и авторитетный лидер, которому народ доверил бы свою судьбу, важнее, чем законы.

Социологические опросы того времени также демонстрируют, что общество было расколото на два противостоящих лагеря: сторонников твердого порядка и усиления государственного контроля над экономикой и сторонников рыночных реформ и многообразия форм собственности 9 . Причем, насколько можно понять из имеющейся неполной и фрагментарной информации, постепенно происходил сдвиг в сторону более радикальных настроений. Этот процесс можно проиллюстрировать данными таблицы 2. В 1991 году 65% населения в целом поддерживало переход к рыночной экономике, 37% выступали за роспуск КПСС.

Таблица 2. Отношение к перспективам перехода к рынку и темпам перехода (по данным социологического опроса)

Таким образом, в 1989-1991 годах в России оказываются все предпосылки "двоевластия": фрагментация и поляризация социальных сил, ухудшение экономической ситуации, радикализация масс. Как и в других революциях, кажется, что борьба происходит между умеренными и радикалами, тем более что конфликт персонифицирован в противостоянии Горбачева и Ельцина, избранного председателем Верховного Совета России в мае 1990 года, а затем и первым президентом России в результате всенародного голосования в июне 1991 года.

Однако на самом деле социальная база центра, представленного Горбачевым, все больше размывалась, а борьба за власть шла в первую очередь между радикалами и консерваторами. По мере нарастания поляризации давление на центр усиливалось не только со стороны демократов Ельцина, но и со стороны противников продолжения преобразований. В апреле 1989 года консерваторы, в отсутствие Горбачева в стране, устроили демонстрацию силы в Тбилиси, в результате которой погибли 20 человек. В дальнейшем по инициативе тех же консервативных групп силовые методы использовались и в других республиках. Судя по всему, именно консерваторы вынудили Горбачева отказаться от программы "500 дней".

На протяжении 1990-1991 годов консерваторы предпринимали постоянные усилия конституировать себя как альтернативную власть. Еще в сентябре 1990 года, по некоторым сведениям, была предпринята попытка военного переворота. По словам М. С. Горбачева, возможность его устранения от власти обсуждал ряд высших партийных руководителей на встрече городов-героев в Смоленске в начале 1991 года (интервью авторам). В апреле на Пленуме ЦК КПСС - еще одна попытка снять Горбачева с должности генерального секретаря, но часть участников Пленума его поддержала, и консерваторы отступили. В июне премьер-министр B.C. Павлов обратился к Верховному Совету СССР с предложением передать ему значительную часть президентских полномочий, причем это предложение не было согласовано с самим Горбачевым. Августовский путч 1991 года был лишь последней попыткой в этом ряду.

Как всегда в условиях размежевания на первой стадии революции, власть начинает метаться. Жалобы Горбачева о трудностях этого периода почти дословно перекликаются со словами Керенского о "правых" и "левых" большевиках. И они сомкнулись. И с этого начинается самый тяжелый, страшный период... После выборов 89-го года давление оказывалось с двух сторон, все время между Сциллой и Харибдой. Ретрограды, антиреформаторы, а это злой народ, организованный, это давление было открытое, наглое. А с другой стороны - радикалы подстегивали, и получалось, что они срабатывали в пользу тем, первым" (интервью авторам).

Конец 1990 года и 1991 год прошли под знаком постоянного лавирования власти, маневрирования, смены позиций. Сначала Горбачев пытался наладить контакты с консерваторами, пожертвовав многими достижениями перестройки. Это вызвало бурную реакцию. Ушел с поста министра иностранных дел Э. А. Шеварднадзе, предупредив об опасности диктатуры. В марте 1991 года демократические силы столицы организовали массовые выступления в поддержку Ельцина, на майской демонстрации громко прозвучали антигорбачевские лозунги. И Горбачев резко меняет курс - от союза с консерваторами к движению навстречу радикалам. Начинается активное обсуждение нового Союзного договора, в который закладывается практически полная передача власти и полномочий от центра к республикам. Партнерами М. С. Горбачева здесь являлись уже новые демократические лидеры союзных республик, в первую очередь Б. Н. Ельцин. Но, как и в ходе других революций, размежевание зашло уже настолько далеко, что "власть умеренных" оказалась обреченной. Открытое столкновение между консерваторами и радикалами в ходе августовского путча не оставило места на политической арене ни для "союзного", ни для политического центра. А победа радикалов означала, что революция вступила в свой следующий этап.